М. Мономенова. Встань и иди в Дамаск
Продолжаем публиковать главы из книги теперь уже участницы Фонда «РУССАР» Марии Мономеновой. Она единогласна была принята в семью участников Фонда 22-го декабря прошлого года.
Я даже стала вхожа в его семью. Супруга доктора Жаклин и двое их детей, Фадди и Салли, всегда были искренне рады нашему общению. Жили они под Дамаском, в самом густонаселённом городе Сирии с названием Жерамана. Пару лет назад атмосфера в их доме была удручающей. Люди устали от войны и в Сирии не видели для себя перспектив. Фадди не хотел учиться, Салли из-за депрессии никак не могла найти себе жениха, хотя уже давно находилась в возрасте «девицы на выданье». Жили впроголодь, испытывали постоянные стрессы из-за бомбардировок, но главное, семейство Алвай были подлинными сирийскими интеллигентами, людьми с высоким IQ и способностью анализировать ситуацию. Последнее-то и сыграло с ними роковую шутку, ибо, как известно, «кто умножает познания, умножает скорбь».
– Перспектив у Сирии никаких, эта война не закончится никогда, но жить как-то надо… – радостно говорил профессор Мамдух, одевая тапочки на мои ноги. Радовался он, конечно же, не отсутствию перспектив, а тому, что, наконец, мог снова меня видеть.
Да, впервые за долгие месяцы я выбралась в Дамаск и, по сложившейся традиции, остановилась в семье профессора. Буквально с порога доктор Мамдух преподнёс мне в дар свою новую книгу, которая была посвящена русским классикам XIX века – многолетний и поистине героический труд ученого.
Пусть книга вышла крошечным тиражом, но она появилась в военное время, вопреки всему – тираж разошёлся молниеносно, в какие-то пару недель. Да, в Сирии читают и любят русскую литературу. Как прекрасно! Оба филологи и литературоведы, мы могли часами беседовать о творчестве нашего общего любимого писателя Фёдора Достоевского. Несколько лет назад Мамдух даже перевёл на литературный арабский «Братьев Карамазовых», чем очень гордился.
Потом я услышала ещё одну замечательную новость, уже от Фадди: он с удовольствием ходит на подготовительные курсы и мечтает поступить в университет. А Салли, наконец, вышла замуж! Ждёт ребёночка и очень счастлива. С добрыми новостями дом семейства Алвай показался мне и светлее и просторнее.
– У меня будет девочка, – сказала счастливая Салли, – я хочу назвать её русским именем.
И вот, всей семьёй мы сидим за скромным обеденным столом, но я знаю, что на нём решительно всё съестное, что только гостеприимная Жаклин смогла найти в доме, и подбираем имя для будущей принцессы, долгожданной и выстраданной.
Меня поселили в одной комнате с Салли. В комнате стоит огромная клетка с двумя попугаями.
– Смори, что они умеют, – говорит Салли, и по команде хозяйки пернатый друг принимается изображать звуки разрывающихся снарядов, трассирующих пуль и летящей авиации.
– Это русские летят, ты слышишь? – смеётся Салли. – Они нас спасут!
В то время, как один попугай изображает звуки войны, другой принимается низко кланяться, без конца повторяя: «Ярап, ярап…», – что в переводе с арабского обозначает «Господи, помилуй!»
Все ночи напролёт мы беседовали с Салли о жизни… Её муж на фронте, а поэтому после свадьбы она, как и прежде, живёт с родителями. Но у неё есть муж – он прекрасный и любит её! Да, он где-то, и сейчас не с ней, но он есть – и сердце Салли согрето. В соседнем доме у них с супругом имеется даже личная квартира. В один из дней Салли проведёт мне экскурсию по их будущей жизни, покажет комнаты в новостройке, мы выйдем на балкон, и она скажет: «Только представь, какой отсюда откроется прекрасный вид!». Я посмотрю, и у меня не получится скрыть ужаса в глазах. Кругом руины!
Вот уже целый год в Жерамана спокойно. Именно поэтому сейчас здесь огромный приток беженцев. По словам Салли, правительственные войска «уверенно контролируют ситуацию». Но мне не повезло! В одну из ночей начались военные действия в соседней деревне…
Был час ночи, когда раздался оглушительный взрыв. Стены задрожали, на кухне выбило окно. Совсем рядом заполыхал пожар, и едкие клубы дыма зачадили улицы плотной завесой. Мгновенно вышибло электричество. В соседнем здании заработала артиллерия. Звук вылетающего снаряда, визжащий, металлический, ужасно неприятный, а дом при этом так сотрясало, что в серванте то и дело позвякивали фужеры. Салли велела «не пугаться», сказав, что это «наши» и что они отстреливаются по «крысам». Город точно вымер. Никого на улицах. Все пережидали бомбардировку на местах. Так безопаснее.
Испуганный доктор Мамдух метался по дому, жёстко ругался по-русски и требовал от нас не подходить к окнам. Сам на гране срыва, он то и дело просил у меня прощения: что, мол, это впервые за целый год и что никто не мог предположить… Попугаи били поклоны и непрестанно молились.
Мы все снова легли в свои постели и притихли. Но не тут-то было. Совсем рядом разорвалось снова. Взрыв оказался сильнее предыдущего! Схватив подушку, Салли бросилась на меня сверху, чтобы укрыть от осколков.
– Ты что делаешь? – закричала я из-под подушки, не понимая, что происходит… и только позже смогла оценить жест молодой женщины: сама беременная, она спасала не себя, но меня!
– Русские… ну сейчас они им дадут! – победно сказала Салли, молниеносно отреагировав на далёкие и ещё еле различимые звуки работающей авиации.
Отправив SOS сообщение духовному отцу в Оптину пустынь, я принялась считать вражьи взрывы. На 63-м разорвавшемся снаряде я уснула…
Утро было солнечным и необыкновенно мирным! Мамдух молча латал разбитое окно на кухне. Фадди, конечно же, как и все подростки Жерамана, не пошёл в школу и был счастлив возможности поиграть в компьютерные игры. Салли заваривала ароматный сирийский кофе и на золотом подносе подавала на балкон. О бессонной ночи никто не говорил. Тут это было не принято, все берегли друг другу нервы. Лишь только вечером мы с профессором пойдём в церковь, чтобы отслужить с местным священником и многочисленной паствой благодарственный молебен о том, что всё обошлось.
* * *
Ясное утро, над нами высокое синее небо, на улицах малолюдно и тихо – оно и понятно, ведь сегодня пятница, день молитвы для мусульман. Я чувствую, как свободно дышит мой Дамаск. Редкие минуты блаженной тишины: не разрываются снаряды, не слышна канонада. Священный город пригрелся на солнышке, и ему грезится мир… Мой Дамаск! Подумать только… «мой».
Мы держим путь в древнейший христианский квартал Баб-Тума. Мамдух чего-то усердно рассказывает, но я его не слушаю, точнее, не могу слушать, оттого что в этот момент мне слишком много нужно успеть: приметить, разглядеть, не упустить.
Что может чувствовать человек, который идёт по той самой Прямой улице, по которой когда-то, много веков назад, шёл ко своему спасению ослеплённый Господом за беззакония Савл, будущий первоверховный апостол Павел? Что это за путь?
Есть разные пути к Богу, но свят лишь один – тот, на который Господь указывал Савлу, когда являлся ему в сиянии духовного света, говоря: «Иди в Дамаск». Интересно, почему именно в Дамаск? Предваряя пришествие Спасителя в мир, Иоанн Креститель учил: «Прямыми сделайте стези Ему». Очевидно, поэтому Господь и отправляет Савла в Дамаск, оттого и указывает ему на улицу, которая зовётся «Прямой», что в действительности прост Сам Господь и что Он Сам «и путь, и истина, и жизнь». А улица – лишь метафора, указывающая на путь внутрь себя, туда, где зиждется Царствие Небесное.
И вот, наконец, свершилось! Мы идём по Прямой улице. Но ничего такого «особенного» на ней как будто бы и нет. Улица как улица… Мне даже становится обидно. А кроме того, я ничего не чувствую, решительно ничего из того, что предвкушала. Думаю, читателю знакомо ощущение «скоропроходящего настоящего», когда изначально выстраданное, вымоленное «нечто» оказывается ну таким уж крошечным, что и сравнить его можно разве что с серым семечком. Тогда лишь разум подсказывает, ободряя, что это всё-таки оно и есть, то самое – долгожданное и выстраданное. Как заложенной неудержимой энергией в назначенный час обращается семечко в прекрасный цветок, так и человек в своё время принимает много пользы от Творца… стоит только подождать.
Но пока я лишь робко ступаю по Прямой улице и знаю, что славный «путь в Дамаск» мне был назначен ещё пять лет назад, как явное предопределение. Не могу не рассказать об этом хотя бы в двух словах.
* * *
Чувствуя внутреннюю необходимость общения со Святой землёй, я долгие годы тайно молилась о том, чтобы побывать в Иерусалиме. Твёрдо веруя, что Богу возможно всё, я не дерзала своей волей решать этот вопрос, но ждала назначенного часа, когда благословение придёт известными только Самому Богу путями… И дождалась.
В один прекрасный день в Оптину пустынь, где я подвизаюсь на добром поприще послушания и молитвы, приехала женщина, которая, как выяснилось позже, работала в Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Чудесным промыслом выбрав из всех молящихся в храме именно меня, она обратилась с вопросом: «Деточка, не хочешь ли ты потрудиться на Русском подворье в Иерусалиме?». Я молчала… просто потому, что потеряла дар речи… «Благословляйся у духовника, собирай документы, – через неделю ты улетаешь», – уверенно сказала моя благодетельница и исчезла. В тот момент я поняла, что воля Божия совершилась! Побежала к своему Батюшке, всё рассказала, он с радостью благословил, но про рекомендательное письмо, которое в обязательном порядке нужно было иметь для поездки, сказал, что, мол, «потом подойдёшь». Шли дни, время уже поджимало, а Батюшка с письмом всё чего-то тянул, повторяя: «потом» да «потом». Что же было делать? Конечно! Ехать к Бабушке-птичке за помощью!
Схимонахиня Сепфора, чья святая могила находится близ Оптиной пустыни в монастыре Спаса Нерукотворного, что в селе Клыково, величается в здешних краях местным Николаем чудотворцем. Дюже сильна старица! Слава, которую с каждым годом всё более открывает Господь об этой подвижнице, на сегодняшний день стала уже общероссийской.
Возлюбленная птичка Господня (Сепфора в переводе с древнееврейского означает «птичка») – великая молитвенница о земле Русской. При жизни матушка являла собой дивный образ облачённого во всеоружие Иисусовой молитвы воина Христова – была чудотворицей и пророчицей по образцу ветхозаветных пророков и святых. После блаженной кончины матушки чудеса по её молитвам не только не прекратились, но преумножились. Но это отдельная история, а пока вернёмся к нашему повествованию.
Прихожу я, значит, к Бабушке в келейку со своим Иерусалимом, сажусь перед её образом и выспрашиваю совета, как быть и что делать… Сколько уж времени тогда прошло – не знаю (иной раз, так «заговоришься» со святой, что обо всём на свете позабудешь), опомнилась только, смотрю, а в келейке-то, кроме меня, никого уже и нет, а за окном и вовсе смеркается. Только собралась уходить, а дверь закрыта. Тут я и принялась стучать да кричать: «Откройте, отворите…», – а сама-то уж и понимаю, что закрыла меня Бабушка не просто так, а всё оттого, что не благословляет в Иерусалим ехать. Ну, выпустили через какое-то время, подивились, как это я так спряталась, что меня не заметили, а я-то и не пряталась вовсе. Приезжаю в Оптину, рассказываю Батюшке: так, и так… закрыла Бабушка, а он и говорит: «Вот и сиди тут, нет тебе благословения на Израиль».
Признаться, мне хоть и очень хотелось на Святую землю, но я совсем не огорчилась: ведь получить Бабушкино благословение (даже если это запрет) значительно приятнее, чем творить свою личную, пусть и самую сладкую волю. Веселилась душа моя, что Бабушка-птичка обо мне перед Господом попечение имеет! Радовалась я, значит, благодарила, а сама, между тем, молиться о Святой земле не переставала… Вот вскоре всё и разрешилось.
Где-то через месяц звонят мне из редакции и говорят, что, «коли не боишься, так можно в Сирию с делегацией общественных дипломатов поехать», а потом и задают самый интересный вопрос: нет ли у меня израильского штампа в загранпаспорте, ведь с ним в Сирию не пускают… Тут-то и стало понятно, отчего это Бабушка меня в Израиль не пустила…
Оказывается, меня другая Святая земля ждала! Спрашиваю благословение у духовника – и тут зелёный свет. Так, через пять дней, под залпы разрывающихся снарядов, мы ступили на святую землю Сирии, страну апостолов и матерь трёх авраамических религий…
Бабушка знала, куда меня отправлять! Так поспешим вернуться на улицы Старого Дамаска.
Наверное, профессор Мамдух здесь очень известный человек, мы идём, а с ним то и дело здороваются встречные прохожие. Не скрывая своей радости, Мамдух рассказывает им, что «эта смелая девушка приехала к нам не откуда-то, а из самой России!», и произносит он это так умилительно, как если бы говорил: «О! Этот благой вестник прилетел к нам из светлого рая!». Незлобивое сердце арабов… как щедры они на доброе слово.
Щурясь от ярких лучей, не успеваю смотреть по сторонам. В воздухе стоит яркий запах жасмина, он здесь цветёт круглый год. Но это ещё что! Сколько тут птичек! Представляете, почти на каждом доме – либо скворечник, либо клетка с маленьким пернатым певцом: в пятницу, когда на улицах тихо, можно услышать, как прекрасно звучит этот птичий Дамаск!.. Но вдруг, где-то вдалеке, из установленного на минарете динамика раздаётся протяжный призыв на молитву. Так, под пенье птиц и грустный напев муэдзина: «Молитва лучше сна! Вставайте, вставайте на молитву!» – мы всё дальше и дальше уходим вглубь христианского квартала. Мимо православных, римо- и греко-католических храмов направляемся в древнейшую в мире раннехристианскую церковь.
Сказать, что Дамаск – уникальный город, значит не сказать ничего. Поистине, это «Вечный город» Востока и древнейшая из ныне существующих столиц на земле! Только вообразите, ведь Дамаску около 8000 лет. Энергетика города необычайно сильна. Здесь всё вокруг гудит многотысячелетними напластованиями уникальной по своей насыщенности истории.
Первое название города – Шам – некоторые учёные возводят к имени Сим (имя старшего сына Ноя), которое на семитских языках звучит как Шем или Шам. Арабский учёный Ибн Асакир утверждал, что первыми стенами, воздвигнутыми после Потопа, были стены Дамаска. В переводе с арамейского «демашк» означает «кровь брата» или «невинно пролитая кровь». Ведь по преданию именно тут, на горе Касьюн, у подножия которого уютно разместился город, произошло первое в истории человечества убийство: Каин убил брата своего Авеля.
Подлинный средневековый Дамаск – это обнесённая хорошо сохранившейся крепостной стеной часть города. Главная его улица – Прямая, она упоминается в Деяниях апостолов. Именно здесь расположен дом святого Анании, в подземной части которого был крещён будущий апостол Павел. Священномученик Анания – апостол от 70-ти и первый епископ Дамаска.
Церковь Святого Анании – древнейший подземный храм, являющийся единственным религиозным сооружением на планете, сохранившимся с I века нашей эры. И вот мы здесь!
По крутой выбитой в камне лестнице спускаемся в подземелье. Два небольших помещения. Намоленные… очень. На стенах небольшие иконы, на которых в житиях изображён путь Савла в Дамаск. Под каждым изображением на нескольких языках текст из Деяния, повествующий о явлении Господа Павлу. Читаю стихи из Библии, которые уже знаю наизусть, по телу пробегает холодок: «Когда же он шёл и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба; он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деян. 9: 3-4). «Тогда я сказал: Господи! что мне делать? Господь же сказал мне: встань и иди в Дамаск…» (Деян. 22: 10).
Когда я читала эти строки, мой Ангел, стоя у меня за спиной, ликовал. «Господи, неужели я пришла? Неужели я пришла в Дамаск?!» … И вот теперь о главном.
Несколько лет назад, после первой поездки в Сирию, долгое время мне не удавалось войти в привычный ритм жизни. Я слушала своё сердце и не могла понять, что же произошло. Сирия, подобно тому самому зерну, о котором я писала выше, стремительно и неудержимо «прорастала» в моём сердце. Нужно было узнать причину изменений, понять, что вообще с этим делать и как жить дальше.
Крайне редко, в моменты сугубой необходимости, я поступаю так же, как делал Фёдор Достоевский. Иной раз, задумав что-то или сомневаясь в чём-то, с абсолютной верой и решимостью следовать воле Божией, он наугад открывал Евангелие и прочитывал то, что было напечатано на левой странице разворота.
Так, помолившись и попросив о беспокоящем меня вопросе воли Божией, я открыла свою келейную Библию объёмом в 2 тысячи страниц… Открылось возможное только у Бога! Я прочитала заветные строки: «Встань и иди в Дамаск, и там тебе сказано будет всё, что назначено тебе делать» (Деян. 22:10).
Молитвами святого апостола Павла, заступничеством схимонахини Сепфоры откроются очи духовные, и, вновь родившись для Бога, я обрету свой «путь в Дамаск» и увижу то, что было сокрыто от меня прежде.
Значит, продолжение следует? И я на верном пути!
